Римский медальон - Джузеппе Д`Агата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такая беззастенчивая ложь заставила Эдварда и Барбару обменяться взглядами.
— Вы уже познакомились, надо полагать? Барбара, мой секретарь и большая ваша поклонница. Наверное, она поведала вам об этом.
— Нет еще, — улыбнулась Барбара. — Не успела.
— Потеряла дар речи от волнения, — с хитрецой во взгляде прокомментировал Пауэл и тотчас продолжил, вернувшись к серьезному тону: — Дорогой профессор, я думаю, мысль провести Байроновскую неделю в Риме — это лучшая идея, какая только возникала у меня за всю мою карьеру. Шеф, в смысле — посол, даже поздравил меня с этим. И заметьте — впервые за годы моей деятельности тут. Какая погода в Лондоне?
— Прекрасная, почти как в Риме. Ну и как же вам пришла в голову столь блистательная идея насчет выставки?
— Сразу же, как только прочитал вашу статью в журнале «История литературы».
— Похоже, эта статья наделала шуму. Даже здесь, в Риме, — заметил Эдвард, внезапно задумавшись.
Барбара приготовила чай.
— Заинтересовались какие-то ученые?
Эдвард опустился в удобное кресло возле Пауэла.
— Еще не знаю.
Он взял со стола сумку, с которой не расставался, достал из нее фотографию и протянул Пауэлу:
— Вам знакома эта площадь?
Пауэл внимательно посмотрел на снимок. За машинами и прохожими можно было рассмотреть площадь с мрачным портиком, романский храм и фонтан с дельфинами.
— Нет, думаю, никогда не видел ее, — покачал головой Пауэл. — Должен признать, однако, что в Риме я лучше всего знаю ночные заведения. Откуда у вас этот снимок? — Пауэл не мог не заметить в раскрытой сумке гостя несколько коробочек с фотопленками.
Эдвард ответил не сразу.
— Это все моя статья в журнале… — начал он. — Вы хорошо помните ее содержание?
— Очень интересная статья. Только в данный момент я не вполне готов…
Эдвард снисходительно улыбнулся:
— Она содержит несколько фрагментов из неизданного дневника Байрона. Считалось, что дневник утрачен, но мне удалось обнаружить его благодаря счастливому случаю.
— На выставке представлено несколько страниц из него.
— Да, и там есть одна запись: «Вечер. Одиннадцать часов. Площадь с портиком. Романский храм и фонтан с дельфинами…»
Барбара, сидевшая между мужчинами, продолжила цитату по памяти:
— «… Удивительное место. Каменный посланец. Божественная музыка. Мрачные явления».
Эдвард бросил на девушку благодарный взгляд, а Пауэл опять уставился на фотографию:
— Взгляните, Форстер! Площадь с портиком, романский храм и фонтан с дельфинами… Вот же!
Эдвард кивнул и взял фотографию.
— Похоже, Байрон и в самом деле имел в виду именно эту площадь.
Пауэл разочарованно протянул:
— А я-то решил, что сделал открытие.
— Видите ли, кое-кто сделал его раньше нас с вами. Вскоре после публикации моей статьи некий человек прислал мне из Рима письмо. Чрезвычайно любезное письмо, полное похвал, в котором, однако, оспаривается одно из моих утверждений…
Он отпил чаю. Барбара слушала рассказ с большим интересом, а Пауэл выглядел немного рассеянным.
— И в самом деле, — продолжал Эдвард, — я писал в своей статье, и вы, Барбара, это помните, что площадь, описанная Байроном, по-видимому, была плодом его воображения и никогда не существовала в реальности… Так сказать, поэтический вымысел… Но автор письма утверждает, будто площадь и поныне существует в Риме, и в качестве доказательства прислал этот снимок.
— Позвольте, профессор? — Барбара потянулась за фотографией.
— Любопытная история. Совет экспертов, — прокомментировал Пауэл.
— Вы же понимаете, что я не мог устоять и поспешил в Рим, чтобы разыскать это место.
— И потому сразу же согласились на мое предложение прочитать лекцию?
— Я получил оба письма почти одновременно.
Пауэл не скрывал некоторого разочарования:
— Думаю, получи вы только мое письмо, не приехали бы.
— Странно, — заметила Барбара, продолжая рассматривать снимок, — но я не помню в Риме именно такую площадь.
— Вы уверены в этом? — Эдвард был явно огорчен.
Барбара несколько раз задумчиво кивнула.
— А с этим человеком, — продолжал Пауэл, — ну, с тем, что прислал вам снимок, вы уже виделись?
— Нет. Вместо него я встретил девушку.
— Вот как!
Пауэл иронически взглянул на Барбару, но та лишь пожала плечами и встала:
— Мне пора. Уже шесть часов две минуты, мистер Пауэл. Я и так подарила вам две минуты сверх своего рабочего времени.
— Не мне, дорогая, не мне.
Барбара протянула Эдварду узкую аристократическую руку:
— До свидания, профессор. Простите, не могли бы вы дать мне этот снимок?
Эдвард пребывал в нерешительности:
— Знаете, по правде говоря, сегодня вечером он может понадобиться, но все же возьмите. Разумеется, вы понимаете, как он дорог мне…
— Думаю, что в отличие от мистера Пауэла я неплохо знаю Рим. До встречи, профессор. Если не найдете меня здесь, значит, я в Британской школе археологии. Я все разузнаю вам про эту площадь. До свидания, мистер Пауэл.
Барабара была уже в дверях, когда Эдвард, занятый своими мыслями, спохватился, что бы не слишком-то учтив с этой прелестной девушкой:
— Спасибо за чай!
— О да, чай был изумителен, моя дорогая, — вежливо заметил Пауэл.
Барбара кивнула, и ее легкие каблучки застучали по лестнице.
— Всем хороша. Да не про меня. — Пауэл был в своем амплуа.
Подойдя к одному из огромных, во всю стену, шкафов, он отодвинул какой-то толстый том, достав бутылку виски и два бокала.
— Итак, площадь-фантом… Она есть и ее нет. А снимок? Может, эта площадь находится в каком-нибудь другом городе? — Он засмеялся. — Но кому нужен этот ребус?
Эдвард вышел из задумчивости:
— Сегодня вечером я должен встретиться с той девушкой, она обещала познакомить меня с Тальяферри.
— Тальяферри? А кто это?
— Художник. Тот самый, что прислал мне письмо с фотографией.
— В таком случае через несколько часов загадка прояснится, — заключил Пауэл.
— Да, после встречи с Тальяферри.
— Где?
— Какая-то таверна. «У Ангела», так, кажется.
Пауэл покачал головой:
— Никогда не слыхал.
Эдвард вздохнул:
— И все бы хорошо, но час назад мне сообщили по телефону, что Тальяферри умер.
— Что? Умер? Неприятное обстоятельство, я бы сказал. Прямо-таки поразительное, ибо не представляю, как же это вы собираетесь встречаться сегодня вечером с покойником.
— В самом деле. Такого со мной еще не бывало.
Оба замолчали. Наконец Пауэл счел необходимым заметить:
— А вы уверены, что правильно набрали номер?
— Абсолютно уверен: 61-13-71. Я отлично помню его…
И вдруг, неожиданно смутившись, Эдвард уставился на Пауэла почти с испугом.
— Что случилось? — удивился тот.
— Я прекрасно помню этот номер, но ума не приложу, откуда он мне известен.
— Наверное, этот ваш покойник Тальяферри сообщил номер в письме, или вы сами нашли его в телефонной книге… — Пауэл явно забавлялся.
— Нет. В письме его не было, и в справочнике я не искал, а попросил сделать это синьору Джаннелли, администратора гостиницы… — Он поразмыслил немного и в конце концов заключил без всякой лигики: — Нет, очевидно, я ошибаюсь.
Но похоже было, что причуды памяти профессора Форстера не слишком интересовали Пауэла. Он свернул на свою любимую тему:
— А что девица? Какова? Ну, та, с которой вы сегодня куда-то отправляетесь…
— Она чудо! — Эдвард, казалось, вернулся к действительности. — Классический образец итальянки.
3
Эдвард подъехал к площади Испании за несколько минут до назначенного Лючией часа. Выйдя из машины, он огляделся, вздохнул, качнул головой, словно отвечая на собственные тревожившие его мысли. Сейчас, к концу этого насыщенного впечатлениями дня, утренняя встреча на виа Маргутта казалась ему нереальной. И он вдруг подумал, что девушка не придет. Однако ночной Рим, гуляющая толпа на площади, огни, запах бензина, перемешавшийся с запахом тысяч азалий на Испанской лестнице, — все это отвлекало и успокаивало. Разноязыкая толпа стекала по лестнице, и вместе с ней волнами стекали на площадь белые и розовые азалии — обычное весеннее украшение этого романтического уголка Рима. Эдвард бродил среди влюбленных и туристов, сожалея, что не относится к числу первых, и не желая относить себя ко вторым. Ему хотелось быть здесь своим и жить, вдыхая эту пахнущую бензином и азалиями вечность. Порыв ветра швырнул ему в лицо брызги от фонтана Баркачча. Он обернулся и увидел Лючию.
Девушка быстро спускалась по лестнице, бледная, отрешенная, какая-то отстраненная от всего и всех, и широкий цыганский подол светлого платья вздымался вокруг ее ног в такт каждому шагу.
Эдвард поспешил ей навстречу, взял в свои руки ее холодные подрагивающие пальцы и с облегчением улыбнулся: значит, их короткая встреча утром была не сном, и вот она, Лючия, его Вергилий в женском обличье, который проведет его по лабиринту загадок и тайн и выведет к свету. Несомненно, эта девушка чистейшей красоты поможет ему все прояснить.